Издвајам
JOY DIVISION - Location of the tombs for the ”Closer” / ”Love Will Tear Us Apart” record sleeves
недеља, 1. децембар 2024.
Марија Пономаренко! Женски Наваљни! Хериона новог доба! Борац против система постправде!
недеља, 24. новембар 2024.
Стање загробног (руског) света
уторак, 29. октобар 2024.
- У Русији се то назива "кључна стопа", а у Србији нисам сигуран, али мислим да је то "референтна каматна стопа". Ради се о финансијском инструменту, који користи Централна банка (ЦБ) са циљем регулације инфлације. У Србији је она релативно нормална, око 4-5%, а у Русији је пре неки дан ЦБ подигла ту стопу са 19% на 21%, покушавајући да заустави инфлацију. Најављено је да ће у децембру "кључна стопа" још бити повећана, јер су инфлаторна очекивања веома изражена. Буџет је у последњем тренутку осетно увећан, јер мора да се финансира бесконачни рат у који је Русија ушла. Санкције су итекако почеле да делују, цене убрзано расту, а банке стимулишу народ да узима кредите јер људи немају новца. Земља све брже иде ка економском колапсу.
- Јуче сам прочитао вест да се такси компаније жале на кинеске аутомобиле који су преплавили Русију. Кажу да се просечно гледано, кинески аутомобил избацује из употребе после пређених око 150.000 километара, за разлику од европских и корејских за које је та граница негде око 250.000 километара. Ту су и проблеми са резервним деловима, јер Кинезима је битно да продају, а шта ће бити после тога, мало их интересује. Такси компаније су принуђене да користе кинеске аутомобиле због санкција. Иначе, Кинези су врло брзо искористили санкције и подигли цене својих возила. А када сам видео грожђе из Кине умало нисам пао у несвест...
- Оно што је изгледало као немогућа мисија се итекако остварује, то јест Русија је ступила у директно војно савезништво са Ираном и Северном Корејом. Земља иде у ПМ. Изгубили су цивилизациони рат и сада иду на заоштравање до нуклеарног рата. Широм Русије се припремају склоништа у случају бомбардовања.
- РПЦ је тешко уздрмана и склизнула је у јерес. Патријарх Кирил је папа и јеретик (ускоро видео о томе). Нема никакве разлике између њега и римског папе. Иначе, тако је одвајкада у свим аутокефалним православним црквама. Патријарх је папа. Вертикала власти и све што иде са тим. РПЦ ради потпуно у служби фашистичке власти, на индоктринацији народа. Многи више не иду у цркву. Ја такође.
- Друштво је оковано страхом. Нико не сме ни слово да каже против власти, јер се људи плаше репресија. Сви који су били јавно против или су убијени, или су у затвору, или су емигрирали.
- У току је путинизација (не национализација) успешних приватних већих и средњих компанија, то јест отимачина као за време комунизма, с том разликом што отете фирме нису у власништу народа, већ некога из Путиновог олигархата.
- Увелико је у току стаљинизација друштва, то јест подижу му се споменици по Русији, релативизују му се злочини и слично.
- У Русији власт стотинама година користи садистички метод држања народа у стању константне несигурности до избезумљености, непрестаним променама закона и то од крупних промена до зачкољица. Ти методи, заједно са осталим методама социјалног исцрпљивања до мучења, направили су од руског човека тип који сви у свету знају, а то је затворен у себе, невесели човек, који се скоро никада не смеје. Један од виших чинова у ФСБ је релативно недавно отворено преко телефона рекао човеку који је био на власти, а после завршио у затвору, да је руски народ кукавички и да се њим може лако управљати. Зато ће у руској неземаљској историји заувек остати записана имена оних малобројних који су дали своје животе за Русију којој није важна велика историјска победа, већ нормалан људски живот.
- Русија је чиста као суза хтонска творевина. Све одише мирисом земље, подземља. Нема никаквог сунца. Овде владају култ државе и култ смрти. Народ постоји да служи власти, а не обрнуто.
- У Русији никада неће бити боље, јер овде је све исто више од хиљаду година. Био је један период када је могло да се уради нешто за време средњевековног Великог Новгорода, који је био град република, али је Иван Грозни у крви сломио његов отпор.
Read more...Званична црква и свете тајне
понедељак, 28. октобар 2024.
У свом преиспитивању сопствене вере, доводим у питање све. Да ли је Исус Христос уопште постојао, веродостојност Јеванђеља, да ли је данашња црква та о којој је Спаситељ говорио, зашто постоје храмови, зашто постоје службе у храмовима, да ли постоје свете тајне, требају ли да постоје свештеници, изучавам католицизам, протестантизам и друге хришћанске деноминације. Да, друге хришћанске деноминације, јер оне то јесу, укључујући и православље, при чему свака од њих мисли да влада пуном хришћанском истином.
Ево да погледамо свету тајну исповести. Дођем ја на исповест и слажем да се кајем за неки грех. Свештеник, наравно, не зна да се не кајем и разреши ме греха, евентуално добијем неку епитимију. То значи да тај грех остаје, јер нисам рекао истину, то јест нисам рекао да се не кајем, већ да се кајем. Шта је онда радио свештеник? Чега ме је разрешио? Неки ће ми рећи да не разрешава свештеник, већ Бог, а свештеник је само канал преко кога Бог дејствује и да те речи које изговара свештеник у тренуцима исповести су, уствари, Божије речи. Ја, на пример, кажем да сам нешто украо и да се кајем и да више нећу да крадем, али то само на речима, а уствари уопште се не кајем и планирам да и даље крадем. И шта? Свештеник ми одржи лекцију о неправилности и штетности крађе и разреши ме греха и то су онда Божије речи? Па како Бог не види да лажем и не каже то кроз уста свештеника? Опет неки ће ми казати да види и да је управо та лекција коју говори свештеник, уствари Божија лекција кроз уста свештеника, а Бог ме не разобличава ту на лицу места, јер је Бог љубав и оставља ми време да се покајем и не крадем више. Али ја настављам да крадем и крадем и не пада ми на памет да се покајем, иако знам да тако не треба. Чега ме је онда разрешио свештеник? Моја душа је прљава од крађе и пре и после разрешења. Значи Бог ме трпи зато што ме воли, али ја крадем и даље и умрем као лопов. И шта онда? Завршим у паклу?
А јел могу ја сам да се покајем, да се горко покајем, без свештеника, и да молим Бога да ми опрости грех крађе? Или морам да одем у храм и да то урадим на светој тајни исповести? Значи, кајање постоји у оба случаја, само је разлика у свештенику. И шта? Без свештеника и свете тајне исповести, моје покајање је ништавно? Не бих рекао. Ако се ја стварно покајем, шта ће ми онда свештеник? Шта је онда света тајна исповести и друге свете тајне? Ко је и зашто изградио такву цркву? Да ли људима онда треба таква црква? Или је црква нешто сасвим друго?
Read more...Протопресвитер Александр Шмеман - "Судьба византийской теократии"
недеља, 27. октобар 2024.
Χριστιανοι πατρίδας οἰκοῦσιν ἰδιάς, ἀλλ' ὡς πάροικοι. μετέχουσι πάντων ὡς πολῖται καί πανθ' ὑπομένουσιν ὡς ξένοι, πᾶσα ξένν πατρίς ἐστιν αὐτῶν, καί πᾶσα πατρίς ξένη.
(Epist. ad Diognetum, V, 5.).
Не подлежит сомнению, что центральной проблемой истории Византийской Церкви, от разрешения которой зависит правильное понимание византинизма во всех его проявлениях, является вопрос о византийской системе церковно-государственных отношений. Это же самое, в сущности, утверждают и неправославные историки Византии, толкуя о пресловутом цезарепапизме. В другом месте мы уже говорили, что, по нашему мнению, ошибка этих историков заключается в недолжном упрощении самого вопроса и, прежде всего, в той неправильной исторической перспективе, в которой они вопрос этот ставят. Там мы пытались выяснить основные черты византийской «теократии». Возвращаясь здесь к той же теме, мы хотели бы указать на ту, с нашей точки зрения, решающую роль, которую этот теократический опыт Византии сыграл в исторических судьбах Восточной Церкви.
Обобщая, византийскую теократию можно определить, как некое религиозное соотношение между единой Церковью и единой христианской империей, между кафоличностью христианства и кафоличностью Рима. Уже ранние христианские апологеты указывали на провиденциальное совпадение во времени двух рождений – христианства и Римской империи. И для христианской историософии провиденциальным здесь как раз и является встреча друг с другом, соответствие друг другу именно универсализма римской оίκυουμένη и универсализма христианской Благой Вести. Правда, для нехристианских историков сам этот универсализм христианства есть как бы результат или производное универсализма римского. Но и в таком случае (хотя для христианского сознания несомненна, конечно, изначальная природная кафоличность Церкви, даже если исторически «реализовать» и воплотить себя она и могла в уже только подготовленном к ней и объединенном греко-римском мире) ясно, что ко времени прекращения гонений кафоличность Церкви была вполне очевидным фактом, и этот факт, ведь, по всей вероятности, и был одним из главных мотивов обращения Константина и его религиозной политики.
Но если эта как бы двойная кафоличность Церкви и империи была исторической базой их сначала примирения, а затем союза·, то основным содержанием, сутью этого союза стало христианское вероучение, ортодоксия, отчетливо формулированная система догматов. Этому «догматическому союзу», как оригинальной основе византийской теократии, мы и посвятили предшествующую работу. Там мы указывали, что причина такого догматического (или идеологического) характера союза заложена была в самой природе римской государственности, природе, которая и в языческую эпоху и именно по своим религиозно-языческим корням была теократической; и потому, поскольку единственно действительной причиной конфликта между империей и христианством была как раз эта языческая теократия, т. е. освящение государства и государственности ложной верой (а не этические, социальные или даже философские «дефекты» греко-римского мира), то и основным признаком и содержанием империи христианской стало блюдение «правой веры». И, хотя осознан и теоретически формулирован этот «догматический союз» был не сразу, им, тем не менее, как бы подсознательно определилась церковная политика империи, начиная с Константина. Можно считать, что ко времени Юстиниана он уже существует не только как факт, но и как теория, хотя окончательную формулировку его следует искать в поздней, после-иконоборческой Византии. Эта догматическая, вероохранительная основа и содержание византийской теократии и составляют ее оригинальность, в отличие от теократического идеала западного Средневековья, коренящегося в христианской рецепции римского права, т. е. юридического по своей природе.
Попробуем теперь кратко – и не столько исторически, сколько, так сказать, «синтетически», проследить диалектику этого теократического сознания, как она вытекает из этого «догматического союза».
Основной здесь является мысль об одинаковом непосредственно-религиозном, божественном происхождении и Церкви и Царства. Эта мысль со всей силой высказана уже в знаменитой шестой новелле Юстиниана. «Есть два величайших блага, дары милости Всевышнего людям – священство и царство – sacerdotium et imperium. Каждое из этих благ, дарованных людям, установлено Богом, имеет свое собственное назначение. Но, исходя из одного и того же начала, оно и проявляется в единении, в совместной деятельности». Оба эти блага как бы дополняют друг друга. Одному «Творец мира – по словам императора Иоанна Цимисхия – вверил заботу о душах, другому – управление плотью; если обе эти части не терпят ущерба, то и в мире царит благоденствие». Эта мысль – абсолютная аксиома византийского теократического сознания, и подтвердить ее можно было бы бесчисленным количеством выписок из византийских памятников, как светских, так и церковных. И, в силу этого своего божественного происхождения, Царство – священно. Практически священность Царства выражается в особом религиозном почитании царского сана, выражавшемся в сложнейшем ритуале царского обихода, в обряде προσκύνησις в именовании царя «святым» и «божественным», в его участии в совершении богослужения и, наконец, в специальной религиозной символике «монархического искусства», столь блестяще недавно описанного проф. А. Грабарем. Часто и справедливо указывалось на органическую связь этих религиозных форм почитания императорской власти со всей предшествующей традицией языческой империи и ее обожествленного императора. Так, например, обряд «поклонения» προσκύνησις – этот характернейший обряд византийского придворного ритуала – введен был и узаконен Диоклетианом всего лишь за несколько лет до обращения Константина. Обычно это обожествление царской власти в христианской Византии и считается одним из главных признаков византийского цезарепапизма. И здесь ошибка заключается не в установлении этой – несомненной – генетической связи теократии христианской с языческой, а в непонимании того содержания, которое, в христианскую эпоху империи, вкладывается в этот императорский культ. Это лишний раз подтверждает, что вне «догматического союза» византийская теократия непонятна. Ведь в том-то и все дело, что царская власть священна именно в силу той религиозной функции, которую она призвана исполнять. Эта функция состоит, прежде всего, в том, чтобы «в целости сохранять чистую веру христианскую и охранять от всех волнений состояние святой кафолической и апостольской Церкви». По Епаногоге (конец IX века), «царь должен, во-первых, защищать и подкреплять все написанное в Божественном Писании, потом также все догматы, установленные 7-ью святыми соборами». Он должен быть «отличнейшим в православии и благочестии, прославленным в божественном усердии, сведущим в догматах о Св. Троице». В указанной выше статье мы старались показать, как император-еретик терял свое священное достоинство и, нарушая «догматический союз», лишался своих религиозных прерогатив. «Нарушая закон, император поступает, как тиран». «Только тех царей отвергают христиане, – говорит патр. Антоний, – которые были еретиками, неистовствовали против Церкви и вводили развращенные догматы». Царство освящается своей религиозной, христианской миссией, святится своим религиозным содержанием. А потому, как говорит проф. Вернадский, «император укладывался в общую религиозную систему Византии», потому и «императорский сан был особою формою церковного служения, и все чины императорского двора в Византии не просто служили, а священнодействовали». По Скабаллановичу, «благоговение перед церемониями обуславливалось тем, что, по представлению византийцев они имели священное значение: церемония была своего рода тайнодействием μυστήριον по выражению Пселла, по характеру и содержанию напоминавшим церковное чиноследование». Главной из этих церемоний, выражавших религиозный характер и назначение царской власти, было помазание на царство, про которое патр. Палиевкт говорил, что оно смывает даже прежде совершенные грехи.
Мы не будем сейчас останавливаться на тех различиях в понимании царской власти и ее отношения к священству, которые встречаются у византийских авторов на протяжении целых десяти веков. Вариации здесь, несомненно, были и заходили они иногда довольно далеко. Для нас сейчас достаточно столь же несомненное единство и согласие всей византийской традиции в основном – т. е. в утверждении религиозной природы и миссии царства. И это позволяет нам перейти к чрезвычайно важному выводу, вытекающему из этого теократического идеала царства, а именно: к мысли об единственности такого теократического царства. Мы уже говорили выше, что одним из главных факторов в сближении христианства с греко-римским миром, с империей был в одинаковой мере (хотя, конечно, и в разных смыслах) присущий им обоим универсализм. Гимн Иринея Лионского кафолической Церкви как бы соответствует горделивому отношению римлян к империи – «immensa Romanae pacis majestas...». Но теперь этот универсализм Рима находит свое теоретическое христианское обоснование. Единству веры, единству Церкви должна соответствовать единая мировая империя, единая христианская οἰκουμένη. Как Церковь потенциально включает в себя весь мир, так обнимает собою мир и православная империя. «Император в совете Божием предопределен Богом, чтобы управлять миром», – во всяком случае, миром христианским. Вот что пишет патр. Антоний вел. князю Московскому Василию Димитриевичу по поводу сомнений этого последнего в необходимости церковного поминовения на Руси не только патриарха, но и василевса: «Святой царь занимает высокое место в Церкви, он не то, что другие местные начальники и правители. Цари вначале упрочили и утвердили благочестие во всей вселенной; цари собирали вселенские соборы, они же подтвердили своими законами соблюдение того, что говорят божественные и священные каноны... И если, по Божию попущению, язычники окружили владения и земли царя, все же до настоящего дня царь получает то же самое поставление от Церкви, по тому же чину и с теми же молитвами помазуется великим миром и поставляется царем и самодержцем ромеев, т. е. всех христиан. На всяком месте, где только именуются христиане, имя царя поминается всеми патриархами, митрополитами и епископами, и этого преимущества не имеет никто из прочих князей или местных властителей... Невозможно христианам иметь Церковь и не иметь царя. Ибо царство и Церковь находятся в тесном союзе и общении между собою и невозможно их отделить друг от друга. Тех только царей отвергают христиане, которые были еретиками, неистовствовали против Церкви и вводили развращенные догматы... Послушай верховного апостола Петра, говорящего в первом соборном послании: «Бога бойтесь, царя чтите»; не сказал «царей», указывая на то, что один только царь во всей вселенной».
Невозможно лучше и полнее, чем это сделано в этом тексте, выразить все основное содержание, весь пафос византийской теократии и ее «вероохранительное» назначение и освящение царя именно этим назначением через «хризму», и отвержение царя-еретика и, наконец, естественно вытекающую из всего этого единственность теократического христианского царства. Священное «царство ромеев (т. е. христиан) есть завершение Священной истории, и не случайно византийские хронисты исходят из откровений прор. Даниила о преемственной смене четырех царств. Отсюда это горделивое презрение византийцев к чужой «суверенности», непонимание ими самого этого принципа. Крестя какой-нибудь народ, Византия как бы автоматически, естественно вводила его и в состав империи, даже если это вхождение и было чистой фикцией, не признавалось самим этим народом. Так было и с болгарами, и с Русью. В окружном послании 867-го года патриарх Фотий, говоря о руссах (речь идет о так называемом «первом крещении Руси», после неудачного набега ее на Константинополь), пишет, что они «в настоящее время променяли нечестивое учение, которое содержали прежде, на чистую и неподдельную веру христианскую, с любовью поставив себя в чин подданных и друзей наших». Принятие в Церковь естественно вводит и в Царство, ибо невозможно «иметь Церковь и не иметь царства». Царство и Церковь в особом неповторимом союзе и единстве. «Das war der Glaube der ganzen byzantinischen Weltstand der Gott in einem besonderen Verhaieltniss zum Roemerstaate... Gott bestimmte den Urhaber des Imperium und gab Ihm die Herrschaft». Так «догматический союз» воплощается в едином и единственном вселенском царстве.
Таков, в общих чертах, идеал византийской теократии. И именно как идеалу, как замыслу, ему нельзя отказать в величии и красоте. Это – восточная «Civitas Dei», в которой Церковь есть как бы сердце и увенчание христианского мира, воплощаемого в царстве. Царство есть некое священное вместилище Церкви, ее так сказать, мирская проекция. И потому между ними, в сущности, нет абсолютной грани: все, что касается царства, касается Церкви, и, наоборот, ибо, как источник, так и конечные цели, у обоих общие. Императору принадлежит право созыва вселенского собора, государственные законы санкционируются Церковью, а церковные каноны входят в состав государственного законодательства, в патриаршем синоде заседают царские сановники... Словом, не существует никакого точного разграничения административных сфер, Церковь и Царство составляют единую священную диархию, «человеческое общество охватывается одною церковно-государственною организациею». Сакраментальная сила Церкви – источник освящения мира, а организационно Церковь вполне с миром слита, составляет с ним единую теократию.
Но вряд ли нужно доказывать, что замысел этот не удался, теория не воплотилась в жизнь. И вот, эта неудача и есть центральная драма византизма, может быть, и всей истории Православной Церкви. Дело тут совсем не в одних сознательных нарушениях теории, не в грехах людей, которыми полна византийская история, как и всякая земная история. Слишком часто только эти грехи видят в Византии и из них выводят, по ним судят и самое теорию. На деле же трагедия и неудача византийской теократии происходят не от ее дефектов, а от ее качеств, не от минимализма, а от максимализма византийской психологии. Доведенная до своего логического завершения, теория эта упирается в эсхатологию, в упразднение истории. Царство и Церковь мыслятся здесь в их абсолютном аспекте, в совершенном состоянии, а не в их земной реальности, и гармония между ними есть гармония двух завершенных, абсолютных величин, двух статических идей... Теория здесь есть именно θεωρία. – это не столько принцип для жизни и развития, сколько созерцание уже законченной гармонии. Византийская теократия не цель, а данность, а потому история, в сущности, не нужна и непонятна. Для Византии характерно постоянное желание закрепить и веру и жизнь в окончательных формах, все свести к неизменяемому, вечному идеалу. Можно сказать, что именно в Византии, в византийскую эпоху, церковная жизнь Востока отливается в ту форму, которая и доныне остается неизменной. Та, в целости сохраненная древняя традиция, которою по праву гордится Православие, и которую так ценит христианский Запад, с удивлением и благоговением открывающий ее в наши дни, есть, в сущности, именно византийская традиция, хотя, конечно, органически и связанная с ранним христианством, но завершенная только в имперскую эпоху. Какую бы сторону церковной жизни мы ни взяли, мы почти всегда должны будем признать, что свой «канон», свою окончательную форму она обретает в Византии, а с той поры уже и сохраняется без сколько-нибудь значительных изменений. Так, например, развитие православного богослужения, пережившего очень сложную эволюцию, нужно считать законченным – в основном, конечно, – к Х-му веку, и в литургической науке православный обряд технически определяется, как именно «византийский». Византийскими канонистами определены состав и объем восточно-канонического предания. Православная икона пишется по византийскому образцу, и, наконец, именно в Византии окончательно сложился тот «corpus» патристического богословия, который навсегда остается фундаментом и критерием всякого богословствования. Словом, Византией произведена как бы «унификация» восточного христианства, сведение его к одному определенному историческому типу, который и до настоящего дня остался нетронутым. И вот можно было бы подробным анализом каждого из этих процессов показать органическую связь между ними и указанным только что теократическим сознанием. Византийская теократия и, в особенности, основа ее – «догматический союз » постулируют полную завершенность, законченность Православия. Как характерны эти вечные запреты составлять новые вероучения, повторяющиеся на каждом новом вселенском соборе, это желание все свести к уже решенному и формулированному ранее. Конечно, эта унификация Византией восточного христианства, сведение его к одному историческому типу были сложным и длительным процессом и произошли далеко не сразу. Важно только подчеркнуть, что эта потребность «завершенности» связана именно с теократическим сознанием, и в таком смысле «Торжество православия» 842-го года есть некая несомненная психологическая грань, далеко превосходящая свое непосредственное значение, как торжества над иконоборчеством. Иконоборчество и было последним острым кризисом «догматического союза», последним толчком, приведшим уже к окончательному его определению. Оно дано в знаменитой Епанагоге, о которой мы говорили выше, которая, как и номоканон XV титулов, относится именно ко второй половине IХ-го века; в дальнейшем учение Епанагоги будет только повторяться, уже не меняясь, во всех памятниках византийского права. И потому именно в после-иконоборческую эпоху так силен «охранительный» момент в византийской церковности, так определенно чувствуется это желание и потребность все в Церкви мерить по прошлому, по вечному, такая боязнь всякой новизны... Для «охранения» империей православия необходимо, чтобы это православие было с точностью определено, иначе всегда есть опасность вернуться к печальным религиозным бурям прошлого, нарушить основной принцип гармонии. И Вл. Соловьев, не понимавший византизма, все же правильно заметил, что «византизм стремился свести религию к совершившемуся факту, к догматической формуле и литургическому ритуалу»... Конечно, жизнь Церкви не измерима одними историческими мерками: она всегда неизмеримо глубже, таинственнее и «иррациональнее» своего данного исторического «оформления». Исторические факторы никогда до конца не определяют ее. Но они все же играют в ней огромную роль, ибо именно во взаимодействии или борьбе этих факторов с благодатными силами и заключается история Церкви, трудный путь ее возрастания и исполнения в мире... И в Византии нельзя все сводить к давлению изучаемого нами теократического идеала: можно было бы много говорить и о вариациях его в византийском сознании, и о прямой борьбе с ним. Наряду с «Паноплией» Зигавина, Византия дала и св. Симеона Нового Богослова, и св. Григория Паламу... И не все в самом этом идеале было плохо. В указанной нашей работе мы старались, напротив, выявить его положительное историческое значение. Но сейчас нас интересует именно история его неудач и соблазнов. И здесь нельзя не признать, что основным таким соблазном был этот анти-историзм, нечувствие Византией христианства, как пути и истории.
Это нечувствие и непонимание истории есть результат основного греха византийской теократии: смешения абсолютного с относительным, божественного с человеческим. Вл. Соловьев говорил о «политическом арианстве», вернее было бы оказать – психологическое монофизитство, только, конечно, не в том смысле, в каком говорил Гарнак. Смешение это состояло в том, что предикаты Церкви – вечность, святость, единственность – отнесены были в Византии и к царству; произошло недолжное слияние Церкви с Царством, так что между ними исчезла всякая грань. Сильнее всего это выражено все в той же Епанагоге: «Государство (sic!) составляется из частей и членов, подобно отдельному человеку. Величайшие и необходимейшие части – царь и патриарх. Поэтому единомыслие во всем царства и священства (составляет) «душевный мир и благоденствие подданных». В этом тексте поражает полное нечувствие иноприродности Церкви государству, их не только практическая, жизненная, но и теоретическая слитость и нераздельность. Империя получает своего рода догматическую необходимость своего существования, из продукта исторических, т. е. относительных и временных условий, превращается в какую-то необходимую и вечную категорию христианской истории.
Но само собой понятно, что как бы далеко ни заходил этот теократический пафос Византии, он не способен был остановить или изменить живую историю. «Политические судьбы переменчивы, и эти перемены тихой сапой подрывали стройность теории». Вся история империи была, в сущности, печальным опровержением ее. От Византии одна за другой отпадали старые римские провинции, и все теснее и теснее, вплоть до рокового финала 1453-го года, сжималось вокруг нее железное кольцо вражеских государств. Внешняя история Византии была трагическим чередованием войн, нашествий, кризисов. И вот тут-то больше всего и сказался этот характерный для византийской теократической идеологии разрыв между теорией и жизнью. Зачарованные своей теорией, византийцы просто не чувствовали трагической реальности, страшного корректива, который вносили события в их видения. Если жизнь не отвечает теории, тем хуже для жизни. Факты отражались только на периферии сознания, но не затрагивали его святая святых, лучезарного видения единого, всемирного христианского царства. Разве вечная идея может зависеть от конкретных, единичных и преходящих фактов. По уже приводившимся нами словам патр. Антония, если «язычники окружили владения и земли царя», то это – «попущение Божие», оно может быть наказанием за грехи, испытанием верности, искушением, но оно не может изменить существа Царства, его вечного и непреходящего значения. Не случайно ведь христианская империя родилась с победы под знаком Креста – «сим победиши» Константина, и в теократической символике имперского искусства Крест заменил собою старый языческий «vexillum» – символ победы императора над его врагами. Каждое избавление от опасности, всякий благополучный исход войны прославлялся Церковью, как сохранение Богом «Его жительства» (πολίτευμα.). Потому и всякая война имела священный характер, она была защитой «христианского жительства», а воинство потому и было «христолюбивым». «По византийской идеологии, – говорит Дворник, – сражались только за святое дело». Неудачи же Византии были временными затмениями, после которых, рано или поздно, должна была быть восстановлена теократия во всем ее вселенском объеме.
Но если, таким образом, внешняя история не способна была изменить существа теократической теории, она, тем не менее, привнесла в нее один чрезвычайно важный момент, имевший, по нашему убеждению, огромное значение для всей истории православной Церкви.
Теперь все согласны с тем, что Византийская империя была не просто продолжением (или, по Гиббону, далее «падением») Римской, а своеобразным по своей государственности и культуре миром, так сказать, особой главой мировой истории. И вот, в генезисе византизма, в перерождении империи нужно особенно отметить то, что можно было бы назвать «вторичной эллинизацией» ее. Подлинная Византия начинается с отпадения от нее всех негреческих или, во всяком случае, недостаточно эллинизированных частей старой Римской империи. Хронологически первым был разрыв с Западом в эпоху варварских нашествий. Этим самым Византия оказалась отброшенной на Восток и более открытой к восточным, чем к западным влияниям. Для Восточной же Церкви это означало почти полную утерю западной традиции, прекращение и без того слабого общения с латинским Западом. Восточная Церковь постепенно привыкла мыслить свою традицию, свое предание единственным, и, конечно, это отсутствие западного «корректива» только помогло ее полному слиянию с империей.
Позднее, в VII-ом веке, от империи отпали восточные провинции –·Сирия, Палестина, Египет. И это тоже имело не последнее значение для византийской религиозной истории. Существенно важно отметить, что арабскому завоеванию предшествовало так сказать религиозное отпадение всех этих провинций от империи. Ведь несомненно, что глубочайший религиозный кризис, который пережил Восток в связи с христологической проблемой в V-VI вв., почти с самого же начала осложнен был политическими и этническими факторами. И не случайно линия разрыва прошла по восточным провинциям, т. е. там, где, несмотря на века эллинизации, основная масса населения сохраняла свое до-эллинское этническое лицо – коптское и сирийское. Монофизитство для сирийцев и коптов стало знаменем национальной борьбы с империей. И для нашей темы чрезвычайно интересно, что борьба эта впервые вспыхнула именно на религиозной почве. Очень важно понять, что, помимо чисто-богословских или, во всяком случае, церковных причин, сопротивление Востока Халкидонскому православию питалось тем, что Халкидон с самого начала оказался верой именно Константинополя, т. е. империи. Здесь следует напомнить, что Халкидонский собор не только утвердил православие, но своим знаменитым 28-ым правилом санкционировал главенство Константинопольского епископа. А это главенство, как и все молниеносное возвышение константинопольской кафедры, объясняется исключительно имперским фактором и было первым шагом к той диархии, которая, как мы видели, позднее оформила собой византийскую теократию. В этом смысле, религиозная смута VI-го века была первым кризисом «догматического союза», первой расплатой за вручение Церковью «охранения» православия – империи. Универсализм империи, непременное условие такого «догматического союза», в Египте и Сирии переживался больше как гнет эллинизма (каковым он очень часто и был), и отсюда трагизм этой борьбы, в которой халкидонский орос, чудо и вершина богословского творчества, фанатической массой отвергался и проклинался, как вера ненавистных мелкитов.
Во всяком случае, важно подчеркнуть, что, как раньше Византией потерян был римский Запад, так теперь отпал от нее и Восток. Византийское христианство становилось все больше и больше христианством специфически греческим. И вот тот универсализм, который с самого начала сблизил Церковь с империей и послужил основой христианской теократии, стал постепенно, почти бессознательно, окрашиваться в греческие тона, парадоксальным образом превратился в греческий религиозный национализм. Универсальная империя сузилась до небольшого греческого царства, универсальная Церковь стала Церковью греческого или хотя бы однородно эллинизированного народа. Национализм рождается всегда из столкновения с врагами, из противоставления себя и своего чужому и враждебному. Все это в изобилии давала вся дальнейшая судьба империи. Постоянная борьба с латинским Западом в эпоху крестовых походов, непрекращающийся натиск Ислама, усиливая византийскую ксенофобию, привели к рождению уже специфически византийского национализма, бывшего чуждым старому Риму. Но благодаря той теократической идеологии, о которой мы все время говорим, национализм этот естественно приобретал религиозную окраску, смешивался с самой теократической идеологией, неизбежно искажая ее изнутри. «Как владычество Израиля длилось до Христа, говорит патр. Фотий, – так и от нас, греков, – мы веруем – не отнимется царство до второго пришествия Господа нашего Иисуса Христа». Искажение заключалось в том, что, по своему первоначальному замыслу или, вернее, интуиции, теократическое царство не имеет расового, этнического признака, – как и Церковь. Оно – универсально, как универсально христианство. Но теперь в него вносится новый мотив: вселенское царство оказывается царством эллинским. Бессознательно или подсознательно идея царства постепенно заменяется идеей религиозного избранничества греческого народа или, лучше сказать, эллинизма. Лучше всего этот религиозный национализм Византии можно проследить в истории ее отношений к славянству и к славянскому христианству. Размеры статьи не позволяют нам привести всего огромного, относящегося сюда материала. К этой теме мы надеемся вернуться в специальной работе. Сейчас скажем только, что лейтмотивом всей этой длинной и в достаточной мере печальной истории является острая вражда византийцев ко всякой не-эллинской «форме» христианства, в первую очередь, к славянскому богослужению. Даже знаменитое и святое дело византийских братьев Кирилла и Мефодия, эта как будто немеркнущая заслуга Византии перед славянами, если его рассматривать в историческом контексте IХ-го века, оказывается неким чудесным исключением из общего правила, одним из «отступлений» или «уступок» византийской политики, больше, чем бескорыстной «миссией». «Славянский перевод богослужебных книг был сделан по исключительным обстоятельствам, – говорит Голубинский, – в действительности же греки смотрели на него почти теми же самыми глазами, как и латиняне». В апологии славянского языка, дошедшей до нас в известном произведении Черноризца Храбра, можно почувствовать, какое сопротивление со стороны византийцев приходилось встречать молодому славянскому христианству. Об этом свидетельствует и вся ранняя история славянских Церквей. Между тем, такого греческого церковного национализма не знала византийская теократия в «золотые века» своего развития и цветения. Достаточно указать на разрешение, данное Византией героям Армянской Церкви, Сахану и Мееробу, перевести Библию на армянский язык, еще раньше – на дело Ульфилы и его просвещение Готов, на ранние побеги сирской и коптской письменности. Около 523-го года еп. Арранский, Кардуст, при поддержке императора, предпринимает перевод писания на язык Гуннов. Все это только подтверждает сказанное выше о постепенном сужении до пределов греческого религиозного национализма теократического идеала, не смогшего выдержать давления отрицаемой им истории.
Но самый разительный пример этого перерождения теократии дает нам история греческой Церкви под турецким игом. Катастрофа 1453-го года наносила теократической мечте последний удар. Вселенское и вечное царство пало. В поединке теории и истории победила история. Казалось бы, что для византийского церковного сознания, веками жившего этим теократическим утверждением, исторический крах его должен был неизбежно привести к его коренной переоценке и пересмотру. Но тут-то со всей силой и выявилась уже происшедшая подмена теократического идеала эллинским религиозным национализмом. Если пало царство, остается эллинизм. Царство продолжается в Церкви. И вселенский патриарх становится наследником и носителем не умирающей теократической мечты. Οἱ ἀρχιερεις ἐπροσκύνησαν αὐτὸν ὡς αὐτῶν καἰ βασιλέα, καί πατριάρχην. «Архиереи поклонились ему (патриарху), как своему властелину и своему царю – и как патриарху»... Это сказано средневековым греческим историком по поводу выбора одного из бесчисленных патриархов XVI-го века. Но это относится и к каждому из них. «Патриарх Нοвого Рима, – говорит проф. Лебедев, – есть как бы томящийся в неволе византийский император, лишенный свободы, но не власти... Его глава украшена митрой в виде короны с изображением византийского двуглавого орла, но в руках его не всуе носимый патриарший жезл». Как это ни звучит парадоксально, но именно сама теократическая идеология позволила грекам пережить крушение теократии психологически безболезненно, сохранить основное ядро ее почти нетронутым. Та органическая связь или, лучше сказать, слитость Церкви с Царством, на которую мы указывали выше, как на основную черту византийской теократии, дала возможность в сохранении Церкви увидеть как бы не прерванную, а только сократившуюся историю и Царства. Только содержанием, пафосом этого Царства стало уже не вселенское господство, а сохранение эллинизма, как залог его конечного торжества. «Если греческая нация сохранила самостоятельность своей жизни и соединила членов ее теснее, чем как это было во времена византийских императоров, то этим она обязана, главным образом, Церкви, которая спасла для греков национальное будущее». Можно сказать, что, несмотря на часто невыносимо тяжелые условия существования христианской греческой «райи», Вселенский Патриарх под турецким игом добился того, чего не могла добиться ослабевшая Византийская империя, и с чем поневоле мирилась в последние века своего существования. Пользуясь своим влиянием при Порте, и, скажем прямо, всякими правдами и часто, увы, неправдами, Вселенская Патриархия добилась уничтожения всех славянских автокефалий – остатков бывших независимых славянских государств. – «Претензии Константинополя на духовное верховенство среди восточной Церкви теперь, наконец, сделались неоспоримы». Больше того, даже Восточные Патриархаты, в силу их давнишнего отпадения от империи как бы выпавшие из византийской теократической диархии, теперь, с включением их в Оттоманскую империю, должны были в каком-то смысле войти в орбиту Фанара. Если, конечно, невозможно было уничтожить патриархаты, освященные древностью, то, с одной стороны, Константинопольские патриархи старались иметь в восточных собратьях своих послушных ставленников, а, с другой – на всем Востоке началась длинная и мучительная борьба между греческими и арабскими элементами, вдохновлявшаяся все тем же «фил-эллинством» и не окончившаяся и в наши дни. Та же борьба за часто насильственную эллинизацию характеризует и отношение Константинополя к славянским церквам, ему подчиненным. В Болгарии, например, это привело к тому, что, по словам Голубинского, к двадцатым годам прошлого столетия «на всем протяжении Балканского полуострова не оставалось буквально ни одного болгарина, который бы хотел сознавать и признавать себя за болгарина, а не за эллина, и который хотел бы говорить и молиться своим родным языком, а не греческим». И еще ведь совсем недавно вспыхнули эти страсти в так называемой «Болгарской схизме»...
На этом мы могли бы прервать этот краткий очерк сложной эволюции византийского теократического идеала. Но, по нашему глубокому убеждению, значение его далеко превосходит область, так сказать, чистой византологии, и этот византийский опыт глубоко связан с самыми жгучими вопросами современной церковной жизни. На эту связь нам и хочется, в заключение, указать.
Выше мы уже говорили о том, что исторически почти все формы современной церковной жизни созданы Византией, что Православие и доныне живет по некоему византийскому канону. Но это касается не одних внешних форм, а и гораздо более глубоких пластов нашего церковного сознания. В частности, нам кажется, что именно теократическая идеология Византии сыграла в истории не только одной греческой, но и славянских церквей огромную роль. Вместе с христианством славяне получили от Византии и эту теократическую идеологию, вернее, христианство пришло к ним в его византийском теократическом оформлении. И вот, наряду с «жемчужиной верой», вскормившей и вспоившей – из византийского источника – славянскую христианскую стихию, – великую своей святостью, исповедничеством, достойную наследницу своей великой христианской учительницы, – славяне восприняли и эту теократическую мечту земного христианского Царства. Об этой преемственности ее на русской почве писал А. В. Карташев в своей статье «О судьбах Святой Руси». Это «воспитание Руси в идеалах вселенского православного царства со стороны и греческой иерархии и вообще всей церковной письменности составляет факт общеизвестный и прекрасно уясненный в науке». Но то же можно было бы сказать и о Болгарии и о Сербии. Здесь мы хотим только отметить, что этот теократический идеал, в силу своего перехода из Византии в новые государственные образования, попадал к нам не в его основной вселенской форме, а в форме именно националистической. Приходя из Византии, он почти автоматически становился главным орудием борьбы с византийским теократическим же империализмом, основой нового национального самосознания. Молодые и варварские славянские народы, принимавшие христианство в итоге длительной борьбы с Византией, воинственно-независимые по своему духу, целиком пропитанные еще своей языческой героикой, принимали христианство и теократию, но старались отвергнуть империю. Единственным путем к независимости – согласно той же теократической теории – было сделать из самих себя такое теократическое царство, заменить собою империю. И вот славянские «империи» обязательно заводили своих патриархов и короновали своих царей василевсами «Ромеев». Так было и в Симеоновской Болгарии, и во втором Болгарском царстве, и в Душановской Сербии, и, наконец, в Москве. И если южнославянские империи оказались эфемерными, то на Руси византийский теократический идеал привился прочно и привел к созданию целого историософского оправдания себя. «Глубоко принялись и освоились эти идеалы на русской почве под влиянием некоторых объективно сложившихся условий и крупных волнующих исторических событий: объединение Руси под московским единодержавием, свержение татарской неволи, Флорентийской унии и падения Константинополя». На Епанагогу и послание патр. Антония с таким же максимализмом ответил Филофей в своей теории о Третьем Риме. «Един есть православный великий русский царь во всей поднебесной, якоже Ной в ковчезе... правя и окормляя Христову Церковь и утверждая православную веру». Византийская теократия не смогла удержаться на высоте своего сверхрасового, сверхэтнического универсализма и превратилась в эллинский мессианизм. Русская теократия уже по самому своему возникновению должна была привести к русскому мессианизму. Именно русский народ избран Богом как последний оплот Православия «посем чаем царства, ему же несть конца»...
Остановимся здесь и сделаем некоторые выводы. Нашей задачей было показать, как византийский теократический идеал, родившийся из встречи и союза Вселенской Церкви с универсализмом Римской империи, переродился постепенно в то, что следует определить, как его антипод – в религиозный национализм.
Скажем еще раз, что мы далеки от огульного осуждения византизма; больше того: в перерыве настоящей Византийской традиции усматриваем корень многих и многих перебоев современного церковного сознания. И всякое отречение от этой традиции, всякое «преложение» православия на «современный лад» приведет всего лишь к нездоровому и вредному «модернизму»... Но именно потому-то и надо нам учиться различать вечную правду византизма от исторических его соблазнов. Не только долг исторической правды, но и долг правды христианской требует, чтобы мы поняли, наконец, что основной яд и соблазн, родившийся из неудачи византийского теократического опыта, есть именно этот религиозный национализм, в конечном итоге упирающийся в поклонение плоти и крови и в порабощение стихиям мира сего. Пусть не думают, что мы призываем к отречению от всей религиозной истории, религиозного пафоса русской культуры или от вечной благодарности великому христианскому эллинизму. Как раз напротив. Но не пора ли христианам, которым дано «знать времена и сроки», учиться понимать и уроки истории, которыми учит и смиряет нас Бог? Пала великая Византия. Обезлюдел и опустошен церковный удел Вселенского патриарха, заменившего ее в турецкой неволе. Теократическое Московское царство уступило место блестящей, но уже наполовину секуляризованной империи, а затем – открыто антихристианскому государству. Сама Православная Церковь раздроблена и ослаблена, и в ней почти угасло сознание своей вселенскости, уступившей место соперничеству и вражде бесчисленных автокефалий... Государство давно уже потеряло свою религиозную природу, некогда оправдывавшую свое освящение Церковью. Но вот у православных не только не ослабел, но усиливается этот религиозный национализм, подменивший веру в Церковь и ее самодовлеемость языческим поклонением плоти и крови и неправедной верой в их абсолютную ценность. Вот эта националистическая гордыня, это похваление плотью и кровью, свободу от которой принес нам Христос, – это и есть та болезнь церковного сознания, преодолеть которую нужно через трезвое и внимательное углубление в трагический урок византийской теократии. «Если не покаетесь, то все так же погибнете», – говорит Христос. И не пора ли христианам, перед лицом языческого национализма, заливающего мир кровью, вспомнить светящие нам из далекой юности Церкви слова безымянного автора: «Христиане род третий... всякая чужбина им отечество и всякое отечество чужбина» (Послание к Диогнету, V, § 5). Быть может тогда, когда больше будем жить нашим единым настоящим Отечеством – небесным, – откроется нам снова и истинная – ибо христианская – ценность наших земных отечеств.
Свящ. Александр Шмеман.
13 декабря-30 ноября 1946 года.
Св. Апостола Андрея Первозванного.
Read more...БРИКС и самит БРИКСА у Казању
среда, 23. октобар 2024.
Да не дужим, БРИКС је још један у низу пропалих руских месијанских пројеката (Москва - Трећи Рим, ослобађање Константинопоља, светска комунистичка револуција, Евроазијски савез).
Постојање БРИКСА је потпуно бесмислено, јер за 15-ак година постојања није дало никакве резултате. Евроазијски савез је пропао пројекат, па се сада Русија хвата за сламчицу ради рекламе и симулације да је некаква светска сила која окупља друге државе са циљем стварања другог политичког пола у свету. БРИКС ништа није постигао ни на политичком, ни на економском, ни на војном плану. Заједничку валуту никада неће имати, јер шта ће на пример Кини, а и Индији некаква нова валута, када имају своје валуте, које су довољно јаке на светском нивоу. Кини БРИКС уопште и не треба, али је ту да гледа шта се ради. Кина је сама за себе једини потенцијални други пол у светској политици и то, пре свега, због економије. Али Кина није војно на нивоу запада, а што се тиче вредности, она живи сама за себе и спроводи све смернице новог светског поретка у оквирима орвеловске парадигме. По нивоу тоталитарне диктатуре вероватно је и испред Русије. Иначе, од укупне економске моћи земаља БРИКС, а има их 9, моћ Кине и Индије чине 84%. Остали су безначајни. И шта ће Кини и Индији БРИКС? Па, као што сам већ рекао, не треба им. Они су тамо ради онога - само вас гледамо. Русија, наравно, није кандидат да постане други пол светске политике. Са Путином, она није у стању да понуди свету никакве вредности које би заинтересовале друге земље. То што Кремљ труби о традиционалним вредностима, је само трубљење, јер у самој Русији нема никаквих традиционалних вредности. Они се боре против, у Русији, непостојећих ЛГБТ и покрета за "бездетност". А најновије лудило је борба против квадробера. И то је све од кремљовских традиционалних вредности. Русија је, као што сам раније већ писао, међу првим земљама у свету по броју развода бракова и самоубистава. А то значи, разрушена институција породице и тешка индивидуална ментална криза у друштву. Да не причам о осталим руским "вредностима", као што су тоталитарна фашистичка диктатура, корупција и насиље. Све што Русија може је да сваки дан прети бацањем атомске бомбе на западне престонице. Војно је слаба, што се види на примеру Украјине, где је претрпела тежак дебакл, а економски је, такође, скоро ништавна - светска бензинска пумпа и сировинска база.
Дакле, БРИКС, као што сам већ рекао, нема никакву економску будућност, већ представља још један у низу узалудних политичких покушаја Русије да наметне свету своју политичку доминацију. Русија то овај пут покушава да учини користећи Кину и Индију, али ове две земље нису толике глупе и непромишљене да крену да срљају у сулуду авантуру, стављајући свој народ на крвави жртвеник који је за свој народ припремила Русија. А ниједна земља БРИКС нема такву вредносну концепцију која би била интересантна свету у целини.
А самити БРИКСА се проводе са циљем ждрања, сликања за медије и да се не увреди Путин. А Путину, ови самити требају да покаже како Русија, ипак, није сама на свету у свом лудилу. Ипак је сама, са Белорусијом. Ево шта о свему томе кажу руски економиста Игор Липсиц и руски опозициони политичар Максим Кац, оба у избеглиштву.
Културна одисеја: у потрази за смислом
понедељак, 21. октобар 2024.
1. део - Рано хришћанство и савремена слика света
2. део - Хришћански код Европе и наша слика света
Градови руменосиви
Градови руменосиви
Улазимо у прашњаве пустињске градове
Улазимо у дрвене градове заборављене Богом
Улазимо под беспоштедним високим сунцем
Улазимо обливени знојем
Улазимо у градове руменосиве -
и осећамо како нас јара притиска као јастук психоделичног убице.
Read more...Фашисти напали 87-годишњег човека у аутобусу зато што је нешто рекао против ЧВК Вагнер
недеља, 20. октобар 2024.
Стварни пут ка Богу - скинути ограничења религиозног система у који смо ушли и ослободити се запрограмированости који он носи са собом
Под тим религиозним системима подразумевам и православље и католицизам и, делимично, протестантизам.
Напред у пропаст Русијо! Још један споменик Стаљину!
среда, 16. октобар 2024.
У Вологди ће ускоро бити постављен још један у низу у Русији, споменик Стаљину. Власт каже да је то због тога што народ тако хоће. А у Србији заслепљени Срби подигли у центру Београда споменик Николају Другом. Па, то је кад хоћемо будемо већи Руси од Руса. Због свих ових сагрешења која Русија прави, а већина народа подржава, земља опет може да буде окупана крвљу. Нису научили историјске лекције.
Империјално насилно покоравање Сибира. Пљачка. Истребљење корених народа. Робовласништво
понедељак, 14. октобар 2024.
Руси у давна времена нису живели у Сибиру. Није их тамо било. Међутим, када је Русија постала царевина и касније империја, то јест светски освајач туђих територија ради пљачке и експлоатације туђих богатстава, кренуле су прве експедиције које су силом сламале отпор корених народа. Сви знају за чувеног козачког атамана Јермака, који је први кренуо са оружаним одредом у Сибир са циљем да га освоји. Покровитељ тог освајачког похода је била позната породица крупних земљопоседника и трговаца Строганових. Врло је лако наћи на интернету како је текао крвави освајачки поход Јермака. Наравно да га корени народи Сибира нису дочекали "са хлебом и сољу", него оружаним отпором. У тешким борбама, Јермак је освајао ханства, градове и села Сибира, а све у корист Москве. На крају је сам погинуо у тим борбама, али је пут Русима у Сибир био отворен.
За неколико дана излази аутобиографска књига погинулог за слободну Русију Алексеја Наваљног "Патриота". Фрагменти
недеља, 13. октобар 2024.
Русификација у Русији (1): Како је Русија уништавала и уништава корене народе, укључујући и њихове језике као кључни фактор националне самобитности. Самоспаљивање у знак протеста у Удмуртији
субота, 12. октобар 2024.
Убице из Кремља на челу са Путином серу како су људи са истока независне Украјине били угрожени тако што је власт у Кијеву вршила на њих притисак да говоре на украјинском језику и да је то био један од главних разлога зашто су се ти људи побунили. Кремљ говори како се већина тих људи изјашњавала да су Руси, а не Украјинци. И зато су говнари из Кремља извршили агресију на независну Украјину. Врло подло. Јер, ако нећеш да поштујеш законе земље у којој живиш, на пример да учиш украјински језик, ако се изјашњаваш да ниси Украјинац него Рус и машеш руским заставама усред Украјине, онда иди у Русију. А не. Ти би да отцепиш део независне Украјине и да тај део постане део Русије. Па, исто су радили Шиптари на Косову, што је и сам Путин много пута рекао. Нећеш да поштујеш српске законе, не признајеш српску власт, па иди у Албанију. Али не. САД и НАТО су напали Србију, а Русија Украјину. Исто зло.
1) То што су се многи људи са истока Украјине изјашњавали као Руси је тачно, али то је било 2014 године. Међутим, одкако је Русија напала Украјину 2022, велика већина тих људи је променила мишљење и прешла на страну Украјине, а многи од њих су ступили у редове украјинске армије да бране своју домовину. Ово нисам ја смислио, него преносим речи Олега Царјова, бившег члана партије Региона, који је и до дан данас за Русију. Ево видеа (1:02:36 - 1:06:31).
Андреј Шишков. "Руски свет", православље и рат. Сјајна анализа руског друштва
Андреј Шишков, руски богослов и мислилац, оснивач филозофског правца "Тамна теологија". Тренутно у избеглиштву у Естонији.
Како је Русија поражена у Украјини
недеља, 6. октобар 2024.
Све је врло просто. Русија је хтела да контролише Украјину меком силом, подржавајући свог сателита на власти Виктора Јануковича и његову партију Региона. Али, мека сила не садржи само компоненту подршке сателита на власти, већ и скуп вредности које та власт промовише. А власт на челу са Јануковичем је промовисила "вредности" "руског света" које су на снази и у Русији, а то су одржавање на власти свим силама, тотална корупција као облик "правилних" односа са влашћу, пљачка и лично богаћење. Са друге стране је била опозиција која је била за "европске вредности", које иако мањкаве, много су боље за народ од "вредности руског света". У том идеолошком и вредносном сукобу, сателитска власт у Украјини није знала да балансира, већ је допустила да се мирни протести који су трајали релативно дуго, претворе у Мајдан. Запад је то искористио и преузео контролу над Украјином. После пораза у меком рату, Русија је решила да употреби силу, што је била катастрофална грешка. Анексија Крима и потпаљивање грађанског рата на истоку земље су били признање пораза у борби меком силом. Ипак, изнад свега, анексија дела територије и почетак оружаног непријатељства са земљом која би природно требала да буде ближе Русији, је само по себи тежак пораз и непромишљен потез. Коначни пораз Русије уследио је почетком 2022. када је извршена агресија на независну Украјину. Кремљ је очекивао победу за три дана, а рат траје ево већ трећу годину, без назнака да ће се скоро завршити.
Русија је после 2014. донела Донбасу "вредности руског света" - корупцију, пљачку, рат и смрт. Ако неко мисли да су украјинске снаге безбедности или некакви нацисти први напали Донбас, тај живи у лажи. Одређене групе из Донбаса су силом узеле власт и одмах добиле подршку Русије, која је и сама ушла на исток земље. Онда се прешло ка захтевима који су постепено водили ка сепаратизму од Украјине. А онда су уследили агресија, рат, крв и смрт, који су донели вечну мржњу Руса и Украјинаца. Велика победа запада. Украјинска власт је реаговала, као што је Русија реаговала, на пример, у случају покушаја Чеченије да се отцепи - силом. Е сада, то што Русија мисли да има право да се меша у унутрашња питања неке друге земље, а не дозвољава мешање у решавање својих унутрашњих питања, то је њен проблем. То што Русија мисли да ствара некакав нови светски поредак понашајући се исто као САД, то је исто њен проблем. Нема ту никаквог новог поретка, све је то исто - сила и крв. Русија за сву историју свог постојања, а посебно последњих 30-ак година од пада СССР-а, није успела да створи цивилизацију са вредностима које би биле привлачне за друге земље и народе. Зато је поражена у рату са употребом меке силе.
Што се тиче војно-стратешке ситуације после агресије на Украјину, она се драстично погоршала. Агресија је донела Кремљу јаку, непријатељску украјинску армију снабдевену западним оружјем. Украјина ће пре или касније постати члан Европске Уније и НАТО. Дакле, најгора варијанта. Финска и Шведска које нису биле чланице НАТО, сада јесу. Значи, дупла НАТО претња са севера Европе.
Русија не може победити у рату са Украјином. Земља се све више и више затвара. Државни терор унутар земље је све страшнији и страшнији. Ево, на пример, последње што предузима власт је да спречи некакву непостојећу пропаганду покрета "џајлдфри", то јест бездетности. Једноставно постоје људи, пре свега жене, које из неког разлога неће да имају децу. Власт је одлучила да треба да се бори против личног избора таквих људи. Закон ће ускоро да ступи на снагу, а нико не зна како ће он да функционише. Ја још нисам чуо да у Русији постоји некаква организација која јавно промовише бездетност. Шта онда? Значи, може бити, ако нека жена, на пример, напише на интернету да не жели да има децу, могу драконски да је казне или да је пошаљу у затвор. Ја не видим шта друго може да буде.
Економска ситуација у Русији је све гора и гора, земља иде ка економском краху. Санкције су почеле да делују. Инфлација се убрзано повећава. Све поскупљује. Народ живи све теже и теже.
У Русији је практично забрањен ЈуТуб, то јест ако не користите неко средство да вам ради, а велика већина популације не користи, немате ЈуТуб. Ја га имам, али користим једно ефикасно средство, при чему, с времена на време морам да га обнављам да би ЈуТуб наставио да ради.
Ево и неколико података о самом руском друштву. Руско друштво нема никакве везе са било каквим традиционалним вредностима о којима власт све време труби. Русија је у самом врху по броју развода и самоубистава у свету. Ово лако можете сами да проверите на интернету. Што се тиче руских жена, велика већина спада у овај или онај тип, како би се то код нас рекло "спонзоруша". Такав вид понашања руских жена је, практично, идеолошке природе. Ја, када сам слушао о томе, мислио сам да је то нека мањина, али када сам видео колике су размере тога и сам сам био у благом шоку. На ЈуТубу постоји много канала где људи снимају реалне видео материјале о сусретима са таквим женама. Тако да у потенцијалној ситуацији ако бих морао да бирам између два зла "спонзоруше" и "феминистке", пре бих изабрао "феминистку", која би бар хтела да ради, да се самооствари и при томе би зарађивала новац и помагала породици. Даље. "Народ победник" (Руси, Росијани) масовно краду по продавницама. Ево само два примера за која лично знам, јер су ми рекли продавци. Краду конзерве са црвеном икром и дигитроне (изваде их из кутије, ако су у кутији па се не виде споља). А због масовности крађе, црвену икру са још неколико за лопове популарних производа, ставили су у посебан ормарић који се закључава и када купац хоће да купи нешто одатле, дође продавац, откључа и сам носи на касу (не купац), па му онда наплате. А у књижари су повадили све дигитроне из кутија, које стоје празне пред купцима и ако купац хоће да купи дигитрон, отварају фиоку и онда му дају. Отишао јуче у теретану и гледам неки спортски канал док тренирам. И креће ватерполо утакмица Русија - Техеран. Не Иран, него Техеран. Мислим се, шта ови раде. На крају победили Руси, али ови из Техерана уопште нису били лоши. Шта ћеш, Русија ствара други, алтернативни пол у светској политици. Гледам данас вести, Израел напао Дамаск. Нешто се не помиње да су "храбри Руси", "народ победник", бранили својим моћним оружјем свог савезника Асада. Пре неки дан сам слушао неког аналитичара, који рече да Руси, када добију информацију да Јевреји крећу авионима у напад, одмах гасе радаре, јер Јевреји имају бомбе које чим региструју радар, чак иако га непријатељ одмах угаси, бомбе запамте место и уништавају све што се тамо налази.
Read more...Који лицемери!
уторак, 1. октобар 2024.
Новост са Б92:
6 година затвора Жењи Берковић и Светлани Петричук за позоришну представу
петак, 27. септембар 2024.
Бандитска власт у Русији осудила је режисера Жењу Берковић и драматурга Светлану Петричук на по 6 година затвора за позоришну представу за чију основу су узета писма жена које су се удале за припаднике ИГИЛ-а, са циљем да покажу другу страну тих мрачних догађаја.
За прости одговор на уличну анкету у Москви - 5 година затвора!!!
среда, 25. септембар 2024.
Новинар у Москви радио уличну анкету и постављао питања у вези рата у Украјини. Зауставио човека по имену Јуриј Коховец и овај отворено казао своје мишљење да је против рата и оптужио Путина и државни врх за рат. Нашли га, судили му и пресудили из 2 покушаја 5 година затвора. РФ - апсолутно држава говно, са главним говнаром, и то крвавим говнаром Путином.
Путин о цару Николају Другом
недеља, 22. септембар 2024.
Видео се састоји из два дела. У првом делу Путин се одвратно иронично изражава о руском цару коме су Срби у центру Београда подигли споменик. У другом делу, Путин отворено, у контексту одговора на питање о Украјини, назива Николаја Другог - Николајем "Крвавим", како су га називали комунисти.
Вася Обломов - "Теперь далеко отсюда" (у знак сећања на истинског патриоту и хероја Русије Алексеја Наваљног)
понедељак, 9. септембар 2024.
Угасла бакља Новорусије
среда, 4. септембар 2024.
Речи једног од легендарних команданата Новорусије Алексеја Мозговоја (командант одреда "Призрак", убијен у атентату 2015. године), где се супротставља олигархату и у Кијеву и у Москви, а залаже за систем народне власти, који би се затим свугде проширио по руским земљама као солидан, праведни модел, добар за народ.